Участник Великой Отечественной войны, он десять лет был «насельником» ГУЛАГа «за пропаганду буржуазного гуманизма» и якобы сочувствие к врагу. Долгое время лучший друг и прототип одного из центральных персонажей романа Солженицына «В круге первом», – с 1. Лев Копелев жил в Германии, где и умер. Предлагаемое читателю повествование является частью автобиографической трилогии. Книга «Хранить вечно» впервые издана за рубежом в 1. СССР в 1. 99. 0 г. СОДЕРЖАНИЕ. Часть первая. ПЕРВЫЕ ДНИ ВЕЧНОСТИ. Глава первая. Полевая тюрьма. Глава третья. Живой белогвардеец. Глава четвертая. Задержанные югославы. Глава пятая. Подпоручик Тадеуш. Слушать аудиокниги онлайн — «Хранить вечно» Лев Копелев, своих лет он провел в Германии, где и были написаны три автобиографических книги. Книга Льва Копелева «И сотворил себе кумира. Лев Зиновьевич Копелев. Эта книга посвящается: Надежде Колчинской – моей первой жене и неизменному другу, Софии Борисовне. Глава шестая. Вы обвиняетесь по 5. Часть вторая. Миля Забаштанский. Глава девятая. Забаштанский начальником. Глава десятая. Люба. Глава одиннадцатая. В Восточной Пруссии. Глава двенадцатая. Дело заведено. Глава тринадцатая. Последние бои. Глава четырнадцатая. Мартовские иды. Глава пятнадцатая. Бдительный Мулин. Часть третья. СЛЕДСТВИЕ ИДЕТ. Глава шестнадцатая. Вскрываем корни. Глава семнадцатая. Задолго до начала. Глава восемнадцатая. Майор из плена. Глава двадцатая. Первый блатняк и первый прокурор. Глава двадцать первая. После Победы. Часть четвертая. ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ. Глава двадцать вторая. Дело за «Особым совещанием»Глава двадцать третья. Быдгощ – Брест. Глава двадцать четвертая. Немецкий казак Петя- Володя. Жена — писательница Раиса Орлова. Название: Хранить вечно. Книга «Хранить вечно» впервые издана за рубежом в 1976 и 1978 гг., а затем в СССР в 1990 г. Глава двадцать пятая. ГДЕ ВЕЧНО ПЛЯШУТ И ПОЮТ. Глава двадцать шестая. Унжлаг. Глава двадцать седьмая. По «Оси»Глава двадцать восьмая. Наседки- стукачи. Глава двадцать девятая. МОСКВА МОЯ. Глава тридцать первая. Санаторий Бутюр. Глава тридцать вторая. Только справедливости. Интермедия. Часть седьмая. ТОРЖЕСТВО ПРАВОСУДИЯ. Глава тридцать пятая. Опять трибунал. Глава тридцать шестая. Большая Волга. Глава тридцать седьмая. Смертность нормальная. Автор: Копелев Лев Зиновьевич. Жанр: Биографии и мемуары. Описание: Эта книга патриарха русской культуры XX века – замечательного писателя. Лев Копелев, автор книг «Хранить вечно. Книга 1», «Хранить вечно. На странице писателя вы найдёте биографию, список книг и экранизаций, . Глава тридцать восьмая. Какую жизнь отстаивать? Глава тридцать девятая. Между фронтами. Глава сороковая. Вечность продолжается. Примечания. Фотоприложение. Лев Зиновьевич Копелев. ХРАНИТЬ ВЕЧНОЭта книга посвящается. Лев Зиновьевич Копелев. Эта книга посвящается: Надежде Колчинской – моей первой жене и неизменному другу, Софии Борисовне . Копелев Лев - Хранить вечно, скачать бесплатно книгу в формате fb2, doc, rtf, html, txt :: Электронная библиотека royallib.com. Книга «Хранить вечно» впервые издана за рубежом в 1976 и 1978 гг. Надежде Колчинской – моей первой жене и неизменному другу, Софии Борисовне и Зиновию Яковлевичу Копелевым – моим родителям, Майе и Лене – моим старшим дочерям, Елене Арлюк, Берте Корфини, Инне Левидовой, Марии Левиной (Зингер), Галине Хромушиной, Михаилу Аршанскому, Абраму Белкину, Арнольду Гольдштейну, Борису Изакову, Александру Исбаху, Михаилу Кочеряну, Михаилу Кручинскому, Валентину Левину, Юрию Маслову, Владиславу Микеше, Ивану Рожанскому, Виктору Розенцвейгу, Борису Сучкову, Николаю Тельянцу – с некоторыми из них нас разделила дальнейшая жизнь, однако без них всех – родных, товарищей, приятелей, друзей, – я просто не мог бы выжить; Раисе Копелевой (Орловой) – жене и другу; только благодаря ей была написана эта книга. Но текст, который передает нам только материал, требует от нас, чтобы мы сами его переработали, требует самостоятельной деятельности. Первые дни вечности. Глава первая. Арест. Такой, когда уже с утра очевидно, что жизнь прекрасна и все должно быть хорошо. Госпиталь размещен в немецкой деревне к юго- востоку от Данцига в просторных кирпичных домах. Меньше болит спина, зашибленная бревном от взорвавшейся баррикады в Грауденце, слабее головные боли. Прошло больше двух недель с тех пор, как меня исключили из партии и отчислили из Политуправления 2- го Белорусского фронта с должности «старшего инструктора по работе среди войск и населения противника». Меня отправили в госпиталь с температурой, слепила жгучая боль, я еле ходил, согнувшись крючком, кряхтел, сдерживая стоны. Мы были давно знакомы, его жена работала у нас в канцелярии. Он и раньше несколько раз заходил, сочувственно выслушивал рассказ о том, как меня исключали за «притупление бдительности, выразившейся в проявлении жалости к немцам и настроений буржуазного гуманизма». Он обещал эвакуировать меня в Москву: «Там и медицина основательней починит, и с партийными делами разберутся». Позднее вспомнилось, что он смотрел как- то в сторону и спешил. Есть приказ, чтоб всех, кто ходячие, выписать: кого в тыл, кого, чтоб догоняли на попутных. Так вот ты, значит, отправляйся пока в резерв, я тебе машину дам, а потом уже с ними, с резервом значит, догонишь нас на новом месте и там долечим, а может, все же удастся, в Москву отправим. Из открытой форточки дышало теплом – влажным, пахнущим землей. В немецких газетах панические сводки: «Жестокие. Меня знали многие штабисты, и я не удивился, что вот пришли, даже не дождавшись, пока доберусь до резерва. Разведчики любят напускать таинственность. Можно шинель внакидку? Как тут у вас комендант, не цепляется? Каменные дома с палисадниками, большими дворами. На дороге подсыхающая разъезженная глина. Проезжают грузовики, «виллисы», снуют солдаты. Вошли через двор в один из домов. Кто- то сказал. – Генерал просит подождать несколько минут. Старший лейтенант, молодой, круглолицый, добродушный, спросил бесхитростно. Что это у вас за пистолет, товарищ майор? И в то же мгновение с другой стороны капитан, который привел меня, с ухмылочкой, и уже совершенно другим казенным голосом. А теперь прочитайте вот это. Неужели боялись, что я стрелять стану. Сдайте документы, снимите орденские знаки. Вынимайте все из карманов. Раскрыл: белье, письма, рукописи, книги, табак – все вывалили на стол. Заставил себя думать спокойнее. Но что он мог придумать такого, чтоб добиться ареста? Что произошло, пока я был в госпитале? Капитан, ставший теперь сумрачным и раздраженно- торопливым, отвечал сухо. Мы не знаем. Арест санкционирован командующим фронтом. О причинах узнаете на следствии. Без причин у нас не арестовывают. Там были «Майн кампф» Гитлера, сборники статей Геббельса, Лея, Розенберга, несколько журналов СС. Просматривали тетради, дневники, рукописи, письма. Особенно тщательно рукописи, перепечатанные на машинке. Большая часть заготовки книги, которую тогда задумал – «Четверть века лжи» – о методике и формах нацистской пропаганды. Дневники за 1. 94. Я испугался, что они могут пропасть. Все запишем в протокол (все пропало, и потом я тщетно пытался разыскать следы). Капитан проглядел небрежно. Я заорал. – Не сметь. Было несколько мгновений того исступленного, ничего не сознающего бешенства, когда можно ударить, чем попадется, наговорить и натворить такого, о чем потом будешь жалеть. Сразу схватили сзади несколько человек. Не забывайте, что вы арестованный. Они очень торопились – капитан, старший лейтенант и еще какие- то двое. Я стал настаивать, чтоб записали тетради и рукописи. Они отмахивались – не пропадет. Оно делает обыкновенных людей способными на соучастие в любом деле, но чаще злом, чем добром, скорее в преступлении, чем в подвиге. Ощутил то, что потом с каждым годом становилось все более явственным – захлебываюсь, барахтаюсь в непролазно грязном болоте, цепляюсь за каждую кочку, иногда кажется, вот- вот уже твердая земля, еще немного и выберусь, выкарабкаюсь. Но нет, снова трясина, снова затягивает, душит неотступная, липкая, холодная грязь. Потом составляли протокол. Пока я сам отвинчивал ордена, лейтенант спокойно, будто обстругивал кору с дерева, перочинным ножом срезал погоны. И деловито спросил у капитана. А петлицы на шинели как? Подойдя к столу, чтобы подписать протокол обыска, я стал незаметно выщипывать из лежавшей там пачки табак и ссыпал его просто в карманы. На одной сидел молодой матрос, жевавший кусок хлеба. Мой первый товарищ по заключению. Он говорил по телефону. Соедините с Забаштанским. Нет, не сопротивлялся. Прошло много лет и трудно вспомнить все. С самого начала войны я оставлял себе копии протоколов допроса военнопленных и копии некоторых своих донесений, которые формально полагалось числить секретными. Могли придраться к этому. Все карты считались секретными. Но, посылая немцев- антифашистов через фронт, мы давали им карты, которые затем «актировали» как уничтоженные. Некоторые из антифашистов возвращались, и тогда карты иногда действительно уничтожали, иногда передавали другим или оставляли себе для поездок. Если приложить такую уцелевшую карту к акту о ее мнимом уничтожении, можно обвинить в подлоге. На тексты протоколов и докладных как будто не обратили внимания. Но может быть, это нарочно, прием? Он работал в Главном Политуправлении Вооруженных Сил; когда он узнает, что меня арестовали, то, конечно, доложит об этом письме начальству. Не может быть, чтобы такой примитивный лжец, как Забаштанский, мог утопить меня, да еще теперь, после Грауденца, где мы впервые добились такого явного и значительного успеха. Пропагандистской группе, которой я командовал, удалось вызвать мятеж в немецком полку, потом капитулировал гарнизон крепости? Может быть, это судьба – а то мог бы погибнуть перед самым концом войны, – так стало мерещиться в последние дни в госпитале. И буду учиться, буду писать. Ведь иначе не пришлось бы. Нужно многое передумать. Что же это произошло в Восточной Пруссии? Неужели действительно было необходимо и неизбежно такое озверение наших людей – насилия, грабежи? Зачем нужно, чтобы мы и Польша захватили Пруссию, Померанию, Силезию? Ведь Ленин отвергал Версальский мир, а это – куда хуже Версаля. Но кто были мстители, и кому мы мстили? Почему среди наших солдат оказалось столько бандитов, которые скопом насиловали женщин, девочек, распластанных на снегу, в подворотнях, убивали безоружных, крушили все, что не могли унести, гадили, жгли? И разрушали бессмысленно, лишь бы разрушить. Как все это стало возможным? Полевая тюрьма. Часа через три мы въехали в небольшой затемненный город и, поколесив по узким улицам, остановились. Старший конвоир долго препирался с дежурным по тюрьме, не хватало каких- то бумаг. Это относилось к моряку, его не хотели принимать. Потом меня провели через узкую калитку в железных воротах. На втором этаже в конце полутемного коридора – стол, освещенный карбидным фонарем; вокруг сидели и стояли несколько солдат. Дежурный по тюрьме – старшина, молодой, худощавый, рябоватый – внимательно посмотрел на меня и заговорил приветливо с легким татарским акцентом. А вы, кажется, знакомый, фамилия как?? Помните в Валдае пункт сбора военнопленных? Вы приходили допрашивать, я там в охране служил. Вот, а теперь вы сами пленные. Дайте майору закурить.
0 Comments
Leave a Reply. |
Details
AuthorWrite something about yourself. No need to be fancy, just an overview. ArchivesCategories |